КОЛУМБИЯ: МОБИЛЬНАЯ КЛИНИКА В ЭЛЬ КАТАТУМБО

Нелегко говорить о столь сложном конфликте, как тот, что происходит в Колумбии, и о тех страданиях, который он приносит мирному населению вот уже 40 лет, не говоря уже о связанных с ним  огромных экономических потерях– и это в стране, которую в общем-то можно назвать процветающей; стране, обладающей богатыми природными ресурсам;  стране, чаяния и надежды жителей которой обычны для любой развитой страны. Я попытаюсь описать типичный день в медицинской клинике, организованной организацией «Врачи без границ»/ Médecins Sans Frontières (MSF) в регионе Кататумбо департамента Норте де Сантандер, рассказать об увиденном в одном из наиболее конфликтных и изолированных районов Колумбии на границе с Венесуэлой. Я работал здесь год – с марта 2006 по март 2007 года, координируя деятельность команды MSF. Я пишу по памяти, поэтому прошу простить, сели мои воспоминания выглядят несколько беспорядочно или если что-то ускользнуло от моего внимания – ведь примерно так и обстоят дела в Эль Кататумбо.  

Шесть утра. Сегодня мне нужно встать немного раньше обычного, потому что мы проводим прием в медицинской клинике в Карикачабокира, а так как мы не знаем, с чем можем столкнуться по дороге, лучше выехать пораньше. Карикачабокира – это селение, в котором живет коренная народность бари. Бари, некогда населявшие нынешний Норте де Сантандер (северо-восточный департамент Колумбии) и значительную часть Венесуэлы, теперь оказались загнаны в две маленькие резервации: в одну из них мы сегодня поедем, а вторая находится еще дальше на север от Эль Кататумбо. На языке бари Кататумбо означает "бог грома", и частые грозовые бури здесь выглядят поистине очень зрелищно – красиво и страшно. Здесь часто гремит гром и сверкает молния, и неудивительно, что молния часто ударяет в места, где находятся люди. Бабидо, сотрудник, оказывающий помощь на местах, работающий на медицинском посту Икиакакора, рассказывал, как молния ударила в здание медицинского поста, когда он спал, и как он остался цел и невредим, потому что спал в гамаке, не касавшемся земли. В этом труднодоступном сельском районе джунглей колумбийское правительство интересуют лишь несколько деревень, которые находятся на «угольном пути» и обладают значительными месторождениями нефти (венесуэльский нефтеносный район Маракаибо расположен неподалеку). Остальная часть района под контролем различных партизанских группировок. Также здесь есть военизированные части, которые, хотя официально и демобилизованы, как говорят, разъезжают по району. 

Это приграничная зона, довольно богатая природными ресурсами, вожделенная территория для всех законных, а также незаконных группировок. Все они борются за контроль над этой территорией. Кататумбо с его бурными реками, обильной растительностью джунглей и горами считается природным парком, хотя, конечно, здесь не встретишь ни одного туриста. Давайте продолжим.

Мы решили работать в Карикачабокира, так как это охраняемый район проживания коренного населения, и теоретически здесь не должно быть военных и боевых действий. В этом поселении минимальная инфраструктура: дом с крышей, крытой уралитом, служит помещением медицинского поста, правда, в нем нет ни врача, ни медсестры. Главная же причина  нашего решения работать в этом районе состояла в том, что мы выяснили, что здесь в маленьких деревнях живет множество людей, не получающих никакой медицинской помощи. Во многих случаях до ближайшей больницы нужно добираться несколько дней пешком, на лодке или на автобусе. Поэтому люди сами ставят диагноз и лечат. Здесь много случаев туберкулеза, анемии, лейшманиоза, малярии, гепатита, диареи, население слабо охвачено вакцинацией, много психологических проблем, связанных с последствиями насилия и вооруженного конфликта. В этом районе не работали никакие другие организации, кроме католических монахинь, которые живут вместе с народом бари и с которыми у нас всегда были хорошие отношения. Они занимаются образованием девочек и мальчиков бари.    
 
Когда я захожу в контору, команда логистиков уже загружает материалы, которые нам понадобятся на неделю работы в клинике: лекарства, лабораторные материалы, портативные холодильники для вакцин, продовольствие, электрический генератор и наши личные рюкзаки. Перед отъездом мы должны узнать о ситуации с безопасностью в районе и на дороге, по которой мы поедем. Особенно нас волнует, что происходит на улицах. Несколько дней назад была взорвана часть нефтепровода. В газетах об этом не сообщалось, но люди знали. Сегодня, кажется, поспокойнее, на автобусной остановке нам говорят, что по дороге отсюда и до того места, где мы пересядем на лодку, автобусное движение нормальное. Мы заводим внедорожники. По радио играет валленато, типичная колумбийская музыка с аккордеоном.

Асфальт доходит только до нефтеперегонного завода. Дальше грунтовая дорога с выбоинами от колес грузовиков, перевозящих газированные напитки, которые часто проезжают здесь, двигаясь рывками, перегораживая дорогу в обоих направлениях. Машины застревают в грязи, потом вырываются, потом застревают и вырываются опять, двигаясь в усталом ритме, как и все здесь. В сезон дождей на семидесятикилометровую дорогу может уйти от четырех до тринадцати часов. Подъездная дорога вроде бы находится под контролем правительства, но когда ты по ней едешь, тебя может остановить любая группировка. Мы прибываем в Ла Габарра, где нас должны ждать бари на лодках, чтобы отвезти в поселение.

Ла Габарра – деревня на берегах реки. Здесь около пятнадцати тысяч жителей, которые сильно страдали и страдают от вооруженного конфликта. Достаточно один раз побывать в этих местах, чтобы понять, что здесь что-то происходит. Никто ничего не видит, не слышит и не говорит, как будто весь мир слеп, глух и нем. Фасады многих домов забрызганы краской. Как-то утром на домах появились круги с большими и зловещими цифрами. Ими были отмечены дома, где жили участники военизированных формирований и которые теперь свободны. Эта деревня была своего рода далеким портом, куда люди приезжали, чтобы потратить деньги, заработанные на урожае коки. Здесь на этом вырос целый бизнес баров, бильярдных, магазинов, организованной преступности,  осведомителей и проституции. Есть и люди, которые старались остаться в стороне от всего этого, но это поистине трудно: кока здесь повсюду. Сейчас ситуация несколько улучшилась, после демобилизации военизированных формирований, у людей понемногу пробуждается интерес к жизни.   Мы работали с людьми в центре по лечению заболеваний, передающихся половым путем, и психологических расстройств, потому что жестокие расправы и угрозы имеют своими последствиями страх, депрессию и тревогу. Также ведется работа с мальчиками и девочками, направленная на то, чтобы показать им, что существует другая культура, кроме насилия. Но люди все еще живут в страхе, что их задержат и обвинят в сотрудничестве с той или иной стороной. Работа здесь продвигается медленно.

Как мы и ожидали, бари не прибыли на пристань в назначенное время. У них иное ощущение времени, оно идет в другом темпе. В ожидании мы поели риса с бобами и юккой и выпили горячего лимонного напитка. Жара стоит нестерпимая. Наконец приплыли бари. По крайней мере, на этот раз они не сломали мотор, перегрузив лодку бананами. Мы здороваемся, заправляемся, загружаем поклажу и отправляемся вверх по течению.

Река грязная и мутная. Каждый раз, когда я плыву по ней, мне кажется, что она еще грязнее внизу от всех тел, сброшенных в нее во время жестоких массовых расправ в 2002 году, когда группировки боролись за контроль над водными путями. Кроме того, в реку выливается нефть после взрывов нефтепровода, и вода от этого становится черной. Но река ничего не видит, не слышит и не говорит. И не жалуется. Она течет в молчании, а мы движемся против течения. То там, то здесь на берегу виднеются цапли, но в основном попадаются грифы-индейки . Вообще здесь встречается мало животных. Через два часа мы подплываем к пристани в поселении, вытаскиваем вещи и, наконец, мы на месте. До наступления сумерек мы развешиваем свои гамаки в общей хижине, которую нам выделили, и ужинаем. Единственный свет теперь – от свечей и играющих в траве светлячков.

Назавтра с раннего утра в медицинскую клинику собираются больные из соседних поселений. Мы проводим бесплатные медицинские и психосоциальные консультации, а также консультации по уходу за детьми, стоматологическую помощь и вакцинирование. Лечение всегда идет в таком порядке: неотложные пациенты, беременные женщины, пожилые и дети. Здесь много пациентов с туберкулезом, особенно среди бари. Мы пытаемся понять, почему болезнь чаще поражает бари. Возможно, это вызвано их образом жизни – вся семья готовит пищу, спит и живет в одной хижине, в которой нет очага. Или это как-то связано со строением их тела. Они говорят, что до прихода испанских конквистадоров они не болели туберкулезом, и нормально относятся к тому, что спустя пятьсот лет другой испанец приехал их лечить. Мне не удалось этого увидеть, но говорят, что в одном горном поселении они хранят трофей - погнутый шлем, возможно, оставшийся от испанцев. 

Во второй день работы клиники мы ясно видим из нашего медицинского поста самолет, прикрывающий два боевых вертолета. Они стреляют и бомбят какую-то цель в нескольких километрах от нас. Мы слышим взрывы и выстрелы, видим дым. В какой-то момент мы видим, как с земли запускают противовоздушную ракету, одному из вертолетов едва удается увернуться от нее. Это бой между солдатами и силами повстанцев. Бари в это время занимаются своими делами (ловят рыбу в реке, охотятся в лесу, собирают какао и дрова, ходят по селению), а пациенты, которые продолжают прибывать из других поселений, выглядят более или менее спокойно – бой идет относительно далеко, так что для них безопаснее быть здесь, чем возвращаться. А мы продолжаем работу на медицинском посту. Лишь одна пациентка говорит, что дым, который мы видим, возможно, идет от ее дома.

Спустя пять дней, в течение которых мы оказывали помощь примерно ста пятидесяти пациентам в день, мы возвращаемся на базу, чтобы пуститься в обратный путь. Бари сопровождают нас на лодках. В Ла Габарра нас ждет другая команда на четырех внедорожниках, и вновь грязная дорога. Мы застреваем, вырываемся и продолжаем путь. Все глубже и глубже, такой ритм и у нас.

Фабриано, 19 мая 2007 года